Константин Крылов. ПЕРЕД БЕЛОЙ СТЕНОЙ.

а | б | в | г | д | е | ж | з | и | й | к | л | м | н | о | п | р | с | т | у | ф | х | ц | ч | ш | щ | ы | э | ю | я

САМО. "Само" и "Всё" связаны непосредственно друг с другом, без участия иных категорий. Всё -- это всё, что есть и чего нет, но могло бы быть, и невозможное в качестве невозможного, словом -- Всё. Но, значит, оно в своём бытии никак не зависит ни от чего -- Всё оно и остаётся Всем, пусть хоть весь мир погибнет. Значит, оно и есть Само. То есть оно является предельным выражением Самого (Лосев сказал бы "символом").
Но всё-таки не Самим: ведь Всё есть всё то, что так или иначе отличается от небытия, так или иначе есть (пусть даже как "ничто"). А в таком случае чем оно отличается?
Разбирая все вещи на составляющие, мы находим всё время только одно: простую силу соединения, из которой всё и составлено. Эта сила -- сама по себе -- и есть "Само". Таким образом, Всё как предельная сумма всего есть нечто бесконечно внешнее по отношению к любой вещи (ибо всякая вещь -- "ещё не Всё"). Само же -- внутреннее всякой вещи (ибо всякая вещь -- "уже не Само, а и ещё что-то").

САМОДОВОЛЬСТВО. Множественность и плюрализм нужен демократии только по одной при -- чине: для создания огромного хора людей, взаимно восхваляющих друг друга. Чем больше субъектов, тем лучше: тем громче заливается хор. В общем, это род кагала. При этом действительно необходима свободная пресса и многое другое в том же роде. Не надо иронизировать: пресса действительно должна быть свободной, то есть свободной от слишком жёсткого подчинения кому бы то ни было, кроме кагальных правил. Весь мир заворожён этими сиренами и послушно плывёт на их песни. При этом кагал иногда начинает хвалить или ругать кого-то вовне, и тот начинает суетливо расшаркиваться перед кагалом (что ему выгодно) или судорожно метаться, стараясь загладить вину (что ему ещё более выгодно). На самом деле оба -- жертвы кагала, и пока они вне его, они всегда жертвами и останутся. А попасть в кагал ох как непросто! Самое глупое -- это думать, что кагал можно умилостивить подношениями. Кагал от этого только наглеет. С кагалом следует бороться -- но не с ним, а за место в нём: как Иаков боролся с ангелом. И только после победы над ним кагал даст тебе имя и звание, то есть выделить тебе место внутрях.

САМОКОЗЛЕНИЕ. Или, выражаясь изящнее, "самодискриминация".
Русские -- самая дискриминируемая нация на протяжении новейшей истории.
То есть никого и никогда так не презирали и не вытирали ноги, как об нас.
В тех случаях, когда мы позволяли это делать, нас презирали ещё сильнее, а когда не позволяли -- ненавидели ("империя зла").
Но самое худшее -- то, что мы и сами с собой обращаемся так же.

САМОКОЗЛЕНИЕ. Типичное самокозлительное рассуждение:

Промолчал бы, но уж больно хорошо всё собрано в одном месте.
Вот разборчик:
В ответ на оскорбление разводить базар -- это не по-мужски. Если видишь, что тебя оскорбили -- дай в морду оппоненту!
Типа "по-мущщински". По блаародному. Ну, иди-или, давай в морду оппоненту. А оппонент, не будь глуп, и не страдая блаародным мущщинством, утрётся, да и вызовет слуг правопорядка, и будет прав. Или, если у него с ними нелюбовь, ещё куда-нть звякнет, на предмет "разобраться". И будут тебя пиздить ногами пять крепких мужичков. И приговаривать: "а ты нам дай в морду, а потом встань, и ещё раз дай, блаародный ты наш тютька-русачок. Да куда ж тебе переть против рожна?"
А мы всё ведёмся на детские подначки. Сколько можно-то?
Не можешь дать в морду? Прости. Исус велел прощать.
Как, бля, удобно! Не можешь дать в морду - значит прости. Типа: "или ты играй по тем правилам, которые мы тебе продиктуем (и по которым ты хуй чё выиграешь - потому что они для тебя писаны, а не для нас), или сразу признай себя побеждённым. Тебе твой Исус так велел, простофиля."
Щаз.
Наши враги -- это наши учителя. Они могут поведать нелицеприятную правду, какую друзья не расскажут.
Сколько ж можно-то... Зарубить на носу: враги - не дураки, чтобы рассказывать нам правду, пусть даже и "нелицеприятную". Скорее уж они нам "поведают" какую-нибудь ложь и гнусность, более или менее правдоподобную. А уж если скажут "правду" - то таким способом и под таким соусом, чтобы тебя от неё скрючило, а не чтобы ты "пользу какую извлёк". И уж, будьте спокойны, ничему полезному такие "учителя" не научат.
Враг - это враг, и всё, что он тебе делает, всегда направлено против тебя. Именно всё.
И "правду" (какую бы то ни было) могут рассказать человеку только его друзья. По-другому не бывает, ага.
Кричать же при всяком нелестном отзыве "ай! караул! русофобия!!" означает уподобить русский народ капризной примадонне.
А молчать - значит, проявлять тот самый "рабий дух", которым нашего брата русачка так смачно клеймят уже который век. "Они ж не возражают."
Вот, к примеру, гордый еврейский народ очень-очень громко кричит при каждом косом взгляда - "ой! антисемитизм!", и пользуется при этом, если уж не любовью (дык кто ж кого любит в этом несовершенном мире), то, по крайней мере, уважением. "Умеют люди себя поставить".
Учиться, учиться, и учиться.
Нерусское оно, такое славянофильство.
Разумеется. Всё, что русским могло бы быть полезно, почему-то всё время оказывается "нерусским". Тенденция, однако?

САМОТЕРАПИЯ. Каждый день, желательно перед завтраком

САМОУВЕРЕННОСТЬ. Из статьи в Русском Журнале:

САМОУВЕРЕННОСТЬ. Путь к самоуверенности лежит через разочарование в мире. Мы вообще склонны думать: "как бы то ни было, Там лучше". Надо понять, что лучше нигде не будет.
"Того" нет.
Может, кому-то где-то и лучше. Нам -- нет.

САМОУВЕРЕННОСТЬ. Уверенными в себе людьми (самоуверенными) легче управлять: они не позволят себе усомниться в своей независимости, даже когда чувствуют, что их обманывают и используют.

САМОУТВЕРЖДЕНИЕ. В России всё время происходит одно из двух. Или "власть" самоутверждается за счёт людей (отсюда принцип "бей своих", очень здесь фундаментальный: "своим" вообще всегда меньше можно, чем "чужим". Это от власти, а не от экономики или "плохих товаров".) Или люди самоутверждаются за счёт власти. Это особый слой -- "интеллигенция", анти-власть, сообщество самоутвержающихся за её счет и за счёт России ещё того больше (отсюда принцип "мы говно, а я -- не мы!", или там "пррраклятая Россия").

СВОБОДА. Допустим, я живу в панельном доме. Стенки тонкие. Мой сосед в три часа ночи врубает мафон и тащится под звуки му. Ограничивает ли он мою свободу? Очевидно, да: я не могу избавиться от мерзкого шума в ушах, я хочу тишины. И на аргумент соседа "я ж тебя не заставляю слушать - если не нравится, иди погуляй" всегда можно ответить, что это твоя комната, и "погулять" - это такое же утеснение.
Но, допустим, добрым словом (или кулаком, или вызовом милиции) соседа с мафоном всё же удалось утихомирить, и он свой мафон выключил. Теперь вопрос: была ли при этом ограничена его свобода? Безусловно, да: он-то хотел послушать музыку и расслабиться. Его "утеснили", и он это так и понимает - с тоской глядя на выключенный мафон, в котором стоит любимый диск.
При этом аргументация "свобода кончается там, где начинается свобода других", здесь не работает - ситуация на самом деле полностью симметрична. И это скоро выясняется: днём он врубает мафон на полную, и тут уж жаловаться не приходится, ибо "он право имеет". Разруливание вопроса о свободе здесь происходит чисто конвенционально: считается, что "ночью должно быть тихо" (по разным причинам). Это именно что конвенция, пусть даже и разделяемая статистическим большинством. К проблематике свободы она отношения не имеет: в подобной ситуации всё равно кто-то будет "утеснён". Это игра с нулевой суммой.
Настоящим же решением были бы толстые стены, чтобы можно было "не слышать".
Это вообще характерно для вопросов со свободами и правами: некоторые из них нельзя решить, можно только ликвидировать сам вопрос. Технически и организационно: сделав какие-нибудь "толстые стенки" там, где раньше стояли тоненькие, и стоял вечный гевалт на тему того, кто должен молчать, а кто кричать, и кто тут тварь дрожащая, а кто право имеет.

СВОБОДА. Из одной толковой статьи в Русском Журнале:

СВОБОДА. Людей надо как-то отвлекать,чтобы они "не делали глупостей". А лучше всего они отвлекаются на всякие "свободы".
Посадить человека за руль, и дать ему возможность ехать, куда он хочет - хрен он вылезет из машины, не вытащишь. А между тем он сидит в узенькой конурке, причём неподвижно.
Другая хорошая отвлекалочка - собственность. Опять же, посади человека в "мерседес" - и можно быть спокойным, он не свернёт с автострады, чтобы не поцарапать крутую тачку.
В чём и состоит смысЕл "частной собственности священной".

СВОБОДА. По дефиниции: свобода есть совокупность интересов Свободного Мира.
И его Лидера, то есть США.

СВОБОДА. Терпеть не могу логику типа "мы сюда плюнули". Однако ведь, бывают и отравленные колодцы, из которых пить уже нельзя. Мне всё же кажется, что весь дискурс "свободы" (как её не понимай) в современном мире настолько загажен, что лучше уж этой гадости вовсе не касаться. Разве что в научно-гигиенических целях.
Ибо свобода теперь - это теперь, отныне и вовеки, есть свобода Известно Кого устраивать всем Известно Что.
Хотя, возможно, это я проявляю чрезмерный пессимизм. Однако, он обоснован опытом. Историческим.
PS. Несмотря на то, что "свобода" есть, как-никак, ценность. Переименовать её, что-ли? Найти красивое греческое слово, например.

СВОБОДА. Фёдор, если кто ещё помнит, Бурлацкий (кто не помнит - была такая либеральная сволочёнка):

Уроки извлечены. Модест Колеров (из книжечки):

Я хочу, чтобы дети в России не плакали...
чтоб жилося людЯм веселей и светлей год от года
И чтоб чаще народу в газетах у нас намекакали
Что неправильно Ельцин понЯл суть великого слова Швобода.

И действительно, неправильно понЯл он суть этого великого слова.
В принципе, швобода in re есть вещь самоубийственная и отвратная. Однако, весьма привлекательная внешне. Следовательно, в соревновании наций выигрывают те, кто быстрее других осваивает новые формы несвободы, несвободы хорошо замаскированной, внутренней, неочевидной. И которые легко разрушают картонные домики "внешней несвободы" отставших.
Очевидно, что все "старые либеральные общества" очень жёсткие внутри. Галковский где-то сравнивал это со скелетом - сверху мягонькое мясцо, зато внутри косточки. А "несвобода внешняя", когда "лютует правительство" - это такая устрица в раковинке: сверху твёрдое, но внутри-то мякушка. Не имея в себе внутренней дисциплины, невидимых извне "тайных властительных связей", общество без панциря превращается в комочек слизи.
Соответственно, с русскими обошлись, как Морж и Плотник с устрицами. Те, помнится, тоже обещали устрицам рассказать много интересного...

...И почему, как суп в котле,
Кипит вода в морях.

СВОБОДА. Что такое свобода, если всё-таки не отдавать это слово американцам, либералам, и прочей зашелупонившейся шелуперди?
Что ж. Попробуем понять свободу "от противного". Вообразим себе ситуацию предельной несвободы. В уме сразу воздвигаются своды каземата, несчастный узник, прикованный цепью к стене, и палач с раскалёнными щипцами. То есть положение дел, которого человек не хочет иметь, но не может изменить, потому что другие люди ему мешают - держат на цепи, мучают, всячески издеваются.
Главное слово тут - "мешают". То есть несвобода есть "утеснение от человеков", рукотворную помеху. В таком случае свобода, если она является именно противоположностью несвободе, предполагает не просто "отсутствие помех", а активную помощь ближних. Как писал по этому поводу Егор Холмогоров,

В этом смысле фразы типа "деньги - это отчеканенная свобода" совершенно правильны, так как за деньги можно приобрести ту самую помощь других. Впрочем, её можно приобрести разными способами - сейчас не это важно. Важно то, что "отсутствие утеснения" - это только отсутствие несвободы, причём весьма относительное.

СВОБОДА СЛОВА. В западных странах пресса работает по правилу: "сообщать худшее из действительно случившегося". Здесь важны оба слова: "действительно" и "случившегося". Первое относится к откровенному вранью. Второе -- к запрету на "теоретические обобщения" и прочий полёт мысли, неверифицируемый в смысле логического позитивизма. В России дело обстоит иначе: эти два правила систематически не выполняются. Во-первых, газеты откровенно и дико врут. Но гораздо больше в них даже не вранья, а выходов в "теоретическую область", где можно беситься сколько вздумается, ибо это неопровергаемо. Например, высказывание "все коммунисты людоеды" фактически неверно. Но высказывание "коммунизм -- это людоедское учение" внеопытно, непроверяемо, и поэтому как бы и неопровержимо.

СВОБОДА СЛОВА. Высказываться о том, чего не знаешь -- значит лгать. Не имеет значение, сказал ли ты случайно что-то правильное или нет: ты солгал уже в том, что начал с умным видом говорить о том, чего на самом деле не знаешь, тем самым выдавая себя за "эксперта" и стараясь вызвать интерес к себе.
Демократия постоянно требует от людей именно этого: высказываться по поводу тех вещей, которые люди не понимают. (У Гессе: учёного заставляют говорить о хоккее или женском вопросе, красотку -- о науке и киноискусстве. Он это назвал "фельетонной эпохой").
Тем самым всех принуждают к соучастию в некоем срамном действе, "замазывают" в демократии, заставляют соучаствовать в ней (как банда "повязывает" новичка). Здесь тоже принуждают ко лжи, вымогают ложь (журналист трясёт микрофоном, вымогая у человека его "мнение", чтобы и он был повязан), соблазняют возможностью безнаказанно врать.
Зачем это нужно? Затем, чтобы организовать тот самый хор взаимного восхваления. "Ты сказал о науке, теперь я скажу о красоте". Это всё то же самое.
"Дать интервью" (в большинстве случаев) -- значит просто сдаться демократии. Это -- кагальное действо, сколачивание демократического кагала. Оно идёт непрерывно и повязывает всех сколько-нибудь стОящих людей. "Все наши будут".

СВОБОДА СЛОВА.
- Господа, вы звери. Вы звери, господа! Вы это хоть понимаете?!
- Да-с. Ну и что-с?
(Обычный стиль разговоров русских людей с Хозяевами Медийного Поля)

СВОБОДА СЛОВА. Из дискуссии на сервере "Полит.ру".

(Дальше пошли разговоры о цензуре, неинтересно.)

Читаю Розанова, про "демонстрации трудящихся" - и "солдатиков" с другой стороны. Всё абсолютно то же самое.
"Боже, как грустна наша Россия".
И как весела и щекаста Россия ихняя.

СВОБОДА СЛОВА. Пресса и общественное мнение как бы взаимно обратны: если общественное мнение состоит из мнений людей по вопросам, в которых они не разбираются, то пресса сообщает людям мнение по вопросам, которые никто не задавал и которыми не интересовались специально.

СВОБОДА СЛОВА. Реклама и "средства массовой информации" -- это вообще одно и то же. Абсолютно все слова, напечатанные в газете, являются рекламой (или антирекламой). Это и обусловливает все методы масс-медиа, в том числе сознательный отказ от какой бы то ни было "информативности".
Идеальная реклама вообще не должна сообщать ничего о товаре (в том числе и что он такое), а просто убеждать купить это. Уже сообщение о том, что "это" является колбасой или телевизором, сужает круг покупателей, поскольку не всем нужен телевизор или колбаса. Но поскольку пока что приходится об этом говорить, потом нужно тратить время и силы, чтобы доказать всем, что им позарез нужен телевизор.

СВОЁ. Запад и Россия -- две цивилизации, имеющие "своё иное", то есть некую меру для самих себя. Для Запада этой мерой стал античный мир. Для нас -- рядом находящаяся Европа. То есть Запад нашёл свою меру в прошлом, во времени -- в антисимметричных отношениях времени. Мы же -- в симметричных (по сути) отношениях пространства. (Ибо мы отталкиваемся каждый раз от актуально данного состояния Европы: нас не интересует их прошлое и будущее). Мы нашли свою меру не в истории, а в географии. Конечно, Запад -- не мера для самого себя. Для него мера -- античность. Для нас же наше прошлое -- ничто. (Тут Чаадаев прав. В этом -- суть его философии.) (И он же правильно указал на "фактор географический".)
Вывод: следует срочно увлечься Ассирией и Вавилоном, или начать возрождать древнеегипетское искусство.

СВЯЗЬ. Связь -- это связь чего-то с чем-то. Сначала имеются связанные объекты, а потом можно заметить связь между ними. Она вторична по отношению к ним. Предмет, напротив, сначала виден весь целиком, и лишь после "рассмотрения" можно заметить, что он состоит из взаимосвязанных частей.
"Целое" в связи дано после частей, в предмете -- до частей. Зато раздельность дана в связи до частей, в предмете -- после частей.
Структура -- это связь, рассмотренная сама по себе, отвлекаясь от связанного ею. При этом она остаётся связью: сначала-то нами замечается связанное ею, но только для того, чтобы отвлечься от него, предположив, что данная связь могла бы связать и другие объекты. Это связь, усмотренная в раздельности при отвлечении от неё.
Форма -- это предмет без материи. предполагая, что она может быть и другой, мы сосредотачиваемся на отношениях идеальных частей (таких, как грани или рёбра куба). Это раздельность, усмотренная в связи (целого) при отвлечении от неё.

СЕКС. Демократы почему-то уверены в том, что это они "впервые за всю русскую историю" (а за советскую уж точно) научили "местных ебаться".
Да, именно так. "В СССР секса не было, а мы его вам принесли" (внутри гондона, вынесенного, как прометеев огонь, с родины Плейбоя).
"И теперь вы нам должны быть благодарны".
Засим, захватив "контроль над вопросом" в свои руки, они присвоили себе положение судей. "Мы вам, блин, дали секс, мы теперь всё право имеем."
Нонче бабы сначала отдаются газете, а потом уж мужику. Это проявляется хотя бы в том, что о мужчинах женщины судят уже не по мужчинам и даже не по собственным мечтаниям, а по газете. А поскольку газета авторитетнее любого личного опыта, тут начинается тако-ое...
Так что можно сказать, что журналисты как бы стоят со свечкой в ногах каждой женщиной. А у "МК" вообще право первой ночи.

СЕКС. Демократы -- через прессу, эротические журналы и газеты, через то, что они как бы "первые об этом заговорили" et cetera -- присвоили себе своего рода "право первой ночи". Это значит, что они задают сексуальные стандарты. Эти стандарты далеко не являются самоочевидными и тем более самыми лучшими. Им вообще мало кто может соответствовать, поскольку они по большей части просто нереалистичны. Это необходимо для того, чтобы (дополнительно ко всему прочему) лишать русских людей уверенности в себе и в этом вопросе, то есть косвенно -- и тем самым более эффективно -- доказывать русским, что они ничтожества.
Ведь ясно же, что описания невероятных сексуальных подвигов и какой-то особой "сексуальной интуиции" нужны им именно для этого. Представим себе бабу, которая описывает свои запросы в подобной форме: ясно, что она хочет набить себе цену, поставить окружающих на место и одновременно их отпугнуть (кто ж полезет обниматься к привередливой и злой бабёнке?)
Вся эта "порня" -- не столько для распаления, сколько для внушения мужикам чувства полной несостоятельности (я так никогда не смогу, и кому я такой нужон...), а женщинам -- бесконечных разочарований (вот они какие на Западе (в Литве, в Эстонии) -- Настоящие Мужики, а у нас что... нет и никогда не будет, в этой поганой стране...)
[Написано по прочтению газеты с рассуждениями на тему "сексуальной интуиции польских мужчин". Н-да-с, помню, рассказывала мне Л. (знакомая) про ихинную "интуицию".]

СЕКС. Пуританин -- не тот, кто вообще не занимается сексом, или "делает это" исключительно в миссионерской позе. Совершенно не так. Это тот, кто всем этим занимается, но априори уверен, что его партнерша просто не может быть хорошим человеком, ибо "делать это" могут делать только грязные аморальные проститутки. Удовлетворившись вполне, он думает "Какая все-таки грязная шлюха!", после чего пересчитывает в кармане деньги, ибо "такая и убьет -- не почешется". И вообще, всякие проявления сексуальности -- это достаточный повод для потери уважения. Себя он при этом отнюдь уважать не перестает.
Короче говоря, пуританская мораль -- это что-то вроде отношений в "зоне" к "опущенным". Вот и все.

СЕКС. Фрейд считал, что нравственность подавляет сексуальность. Но никто не задает себе вопроса, почему нравственность вообще вмешивается в сексуальность? Между тем ответ очевиден: из-за нравственной неудовлетворенности. Как забитый человечек, обиженный на работе, дома кидается на беззащитных детушек, так и уязвленное Супер-Эго, помурыженное во внешнем мире (безнравственном и несправедливом), обращается вовнутрь и давит самое слабое, что только можно задавить -- сексуальность. Попробовало бы оно задавить, скажем, голод! "Хе-хе". А вот "основной инстинкт" на самом-то деле вполне себе уязвим: тут можно и пободаться.
Никаких разумных или нравственных причин для подавления секуальности нет. Зато это питает амбиции Супер-Эго, ощущающего себя способным нечто "подавлять".

СЕМЬЯ. На Западе семья -- это прежде всего общий дом, автомобиль, счет в банке. Чем больше таких "связывающих" вещей, тем лучше, крепче семья. То есть семья -- это совместная собственность. (Соответственно, кризис западной семьи выражается именно в воцарившемся духе непрерывной делёжки).
В России, с ее литературоцентризмом и довлением языка, семья -- это прежде всего семейный жаргон, сленг, особые словечки, создающие "атмосферу". Семья, в которой все говорят друг с другом "как на улице" -- это не семья. Она скоро развалится, или жить в ней станет невозможно.

СЕМЬЯ. Семья -- это единица потребления:, несколько людей, которые "вместе кушают". Разумеется, начала семьи -- это сексуальное потребление и прокорм потомства. "Я её имею и за это кормлю её детей". Из этого ясно, что в семье хозяйка -- баба, поскольку всякий передел и потребление "на ней лежит".

СЕПАРАТИЗМ. "Право на самоопределение" очень часто сравнивают с правом "подать на развод". "Ну, разошлись, что ж поделаешь". Тогда любой сепаратизм оказывается чем-то вроде священного права свободной личности: "ну, не люб ты мне боле, ухожу от тебя, постылого", а на все вопросы в ответ одно: "сердцу девы нет закона".
Однако же, в случае дележа имущества, вопросы всё же возникают, и преболезненные. Приходится судиться, иногда годами. Если же учитывать, что суд для граждан - некий аналог войны для государств (ибо межгосударственное право есть право силы), можно сообразить, что - - -
Так вот, сепаратизм - это всегда делёжка имущества, причём не только материального ("землица"), но и нематериального ("и Джойса нашего в ирландцы запишите"). Хуже того - поскольку "разъехаться" нереально, сепаратисты всегда имеют в виду ещё и последующее сосуществование по разные стороны границы (типа универсальной постсоветской идеи "продадимся америкосам, они тут свою базу поставят, будут русских чморить, и нам за это деньги давать").
"Отделение" никогда не бывает самоцелью, и даже не заслуживает рассмотрения в качестве таковой. Иначе имел бы место не сепаратизм, а массовая эмиграция. (Что, впрочем, иногда имеет место быть.)

СИМВОЛ. Слово не может "чего-то значить". Исходно оно может только "не значить чего-то другого". Символ тем более "ничего не значит". Символы -- это более крупное разбиение той же самой области, которую слова разбивают на более мелкие части. Более того, они иногда захватываю собой края этой области, то есть выходят за пределы говоримого. Символ -- это "ещё и всё то, чему нет места в языке". Они как бы продолжают границы смысловой области в бесконечность.
Если слова -- "женские начала", поскольку просто делят уже изначально огороженную область, то символы -- "мужские", поскольку выходят за её границы.

СИМВОЛ. Там, где кончается одно слово, начинается другое. Стул -- это не стол, и так далее.
Символ же -- это граница между понятным и непонятным, так сказать -- абсолютным меоном (см. лосятинку). Вне символа -- вообще темно и пусто. Другой символ можно воспринимать только другим сознанием.
Для того, чтобы понять символику и терминологию amor, надо влюбиться, и тогда всё это приобретёт для тебя смысл. Никак иначе. Переход от символа к символу -- это переход от одного [состояния?] сознания к другому. Переход между словами -- это всего лишь колебания одного и того же сознания.

СИМВОЛ. Язык в целом -- это просто один большой символ, нечто вроде ego, "аханкары" данной культуры, и не более того. Что-то понимать можно только внутри символа, а не вне его. Слова существуют только внутри символов, или, если угодно, символических полей.
Скажем, в китайской эзотерике всё является названиями вершин пентаграммы. Но вне самой пентаграммы всё это не имеет смысла. Символ не обязательно выражается столь чётким образом -- он и не всегда, впрочем, бывает столь чётким.
Как правило, символические поля довольно аморфны и "на бумаге не рисуемы". "Ненасилие" на бумаге изобразить не так просто, хотя "пацифик" -- вполне символ, внутри которого и живёт весь хиппистсткий сленг.

Я бы сделал прямо противоположный вывод: "греческий символизм" - это что-то вроде "белых мраморных статуй" винкельмановских. То есть его придумали немцы, и потом приписали бедным грекам, которые ничего подобного никогда и не имели в виду.
Немцы вообще любили придумывать за греков, дополнять и приукрашать. После чего торжественно заключали, что они, немцы, и есть "самые греки" (Хайдеггер).

СИМВОЛ И ДИАВОЛ. Точный перевод греческого symbolon - "стык".
А diabolon, соответственно, "разводка". Если полагать Диавола одушевлённым - "разводчик".

СИМВОЛИЗМ АСТРОЛОГИЧЕСКИЙ. Рыба - символ первоначального, аутентичного христианства. Однако, на безрыбье (то есть в секулярном обществе, отторгающем аутентичные христианские ценности) и рак - рыба. Рак, таким образом, есть символ христианства современного, экуменического и нетрадиционного, в особенности же - символ сергиянствующей РПЦ МП.
Рак и Рыбы находятся в тригоне. Таким образом, энергии Рыб поддерживают Рака. Однако, существует и третий член системы, третий водный (трансформативный) знак - Скорпион. Скорпион, как известно, поражает себя собственным же жалом, причиняя таким образом себе муки. Это символ покаяния, как экзистенциального переживания безысходной вины, а также само-ненависти, и всех комплексов.

СИМВОЛИКА. В. Найшуль даёт интервью. У него спрашивают:

Это ведь сильно сказано: "необходимое и достаточное условие". Но, если подумать, так оно и есть.
Однако. Сама суть "реформ" состояла не в том, чтобы они были "успешными". Поэтому вся символика реформ была и остаётся символикой позора и поражения - начиная с ранних перестроечных "разоблачений", и кончая чем угодно сегодняшним.
Однако, интересно, что стилистика мерзости кое-где возвращается, скажем, на уровень раннеперестроечный. Возьмём, к примеру, кино. Тут надо смотреть не на второго "Брата" (это совсем другое), а именно на снимаемую кинорусофобию: уровнень "шифра" возрастает. Можно, например, провести прямую линию от "Покаяния" до "Москвы". Промеж ними будет бесконечное море антирусского гона разной степени дёгостности. Однако, возрождение изящества - само по себе - есть хороший признак, ибо это есть предвосхищение грядущей цензуры (неважно, государственной или общественной). Опять же вспомнили о существовании Сокурова. В середине девяностых - не вспоминали, потому что можно было бить свинтусов сапогом по рылам наотмашь, а не устраивать всякие игрища с намёками.
Что касается символики - разумеется, настоящую символику нам не дадут ввести ещё очень долго. Однако, готовиться к этому надо сейчас.
Например, мы пока не можем официально сделать дату разрушения СССР Днём Катастрофы, "русским Девятым Ава", со всеми соответствующими ритуальными мероприятиями - тут придётся ждать очень долго. Но неофициально оно должно "туда клониться". И так далее.
Что касается "успешных символов реформ" - то, сами понимаете - - -

СИНДРОМ ЗАЛОЖНИКА. В одной интернет-конференции такой диалог.
Милая девушка увидела, как двое крепышей студентского вида мордовали человека лет тридцати спокойной кавказской наружности, и по такому случаю гневно возмутилась.
В каковом праведном возмущении все изряднопорядочные люди её, разумеется, поддержали, и надавали кучу полезных советов на тему того, как бы это наказать русских свиней, осмелившихся дотронуться до Человека Спокойной Кавказской Наружности. Которой По Определению Есть Сама Воплощённая Добродетель.
Интересно было бы узнать, что сказала бы добрая девушка, если бы она увидела как стайка кавказцев ставит на нож русского парня. Впрочем, знаю, очень хорошо знаю: да ничего не сказала бы. Процокала бы каблучками мимо, не оборачиваясь - "это там ихние разборки, значит было за что". И уж во всяком случае, информационным поводом для неё такая мелочёвка не стала бы. Как для одного из её утешителей, жаждущего отправить на зону всякого, кто посягнёт на Кавказского Человека. А ведь человек-то крутой, типа такой шкаф, русским пьяницам регулярно морды бьёт.
В чём дело? Ужели здесь применимо длинное иностранное слово "коллаборационизм"? Или просто боятся - утробно, печёночно, до полного игнорирования собственного страха? Скорее, второе. До сих помню этот страх, буквально пропитавший Москву в начале девяностых - страх перед кавказцами. Страх и уважение (именно тогда я прочувствовал, до какой степени верен тезис "ссышь значит уважаешь"). Про мелкую пиздобратию не говорю - всякие там перекупщики фигни, нарыватели десятипроцентных боковичков и невозвратных кредитов 50/50, etc, немедленно вставали в позицию перед абсолютно любым Человеком Спокойной Кавказской Наружности. Но и крупняк выделывал те же антраша пятой точкой, стоило на горизонте появиться Этим Людям, особенно которые с вытянутыми рябыми рожами и характерным акцентом.
Я никогда не забуду этот заполошный женский визг: "Костя, где хочешь достань деньги, нас же убьют!!" - "Успокойся! Тебе позвонили по телефону и захотели с тебя денег. Если давать деньги каждому, кто звонит по телефону..." - "Ты что, не понял?! Это же КАВКАЗЫ! Знаешь, что они с людьми делают?!" (несколько минут душераздирающих описаний - кстати, вполне соответствующих действительности). ...Костя, где хочешь! "Я пустой. И вообще, ты пойми, если нести деньги каждому, кто звонит тебе по телефону и чего-то хочет..." - "Костя, это кавказы!!! Это чичи наверное! (ещё несколько минут душераздирающих описаний). - "Прекрати и успокойся..." - etc...
Интересно, что "славян" ТАК не боялись. То есть боялись братвы, но это был, если можно так выразиться, нормальный страх. Просто страх беззащитного человека перед бандюганом, в ситуации, когда "некуда идти" (a propos - всех демократов следовало бы перекоцать за одно только это). Но страх перед "чернотой" был уже какой-то "трансцендентальный".
Так что, вполне возможно, вся любовь к "спокойным людям кавказской наружности" - это нечто вроде "синдрома заложника". Уже въевшийся на уровне коллективного бессознательного, что-ли. Вне зависимости от пола, возраста, комплекции, и личной отваги.

СКОРОСТЬ. Если изменить скорость действий, скорость всех актов поведения, то это моментально приведёт к совершенно другому поведению. Поведение в существеннейшей мере определяется его скоростью -- насколько быстро мы машем руками-ногами. Разумеется, мы можем себя на короткое время заставить двигаться неестественно медленно (или неестественно быстро). Но эта смена темпа ничего не даёт, поскольку является кратной предыдущему темпу, соизмеримой с ним, и соответственно -- резонирующей с ним. Мы не можем изменить скорость "чуть-чуть", но сделать её несоизмеримой с предыдущей.

СКОРОСТЬ. Суточный ритм (спать 8 часов из 24, есть в полдень и т.п.) несет в себе определенный смысл. Нарушив этот ритм, вернее -- изменив его, мы меняем этот смысл на другой. Переход на 48-часовые сутки мог бы изменить наше восприятие многих предметов.

Всё это сводится к одному вопросу: почему вы, русские патриоты, ничего не можете сделать сейчас? Или хотя бы начать что-то делать? Но сегодня, а не "когда-нибудь"?
Однако, не всё можно делать "сразу сейчас". Например, спортсмен, проигравший Олимпиаду, не может (как бы ему того не хотелось) немедленно исправить свой результат. В любом случае придётся ждать следующей Олимпиады. Это не значит, что он имеет право сидеть сложа руки - напротив, он должен тренироваться, готовиться, поддерживать себя в форме, и т.п.
История - это не Олимпийские игры. Однако, там действуют похожие правила. Так, невозможно сразу после проигранной войны учинить победоносное наступление и разбить противника. Как правило, даже начало подготовки к реваншу требует времени, а главное - удачно складывающихся обстоятельств.
После проигрыша холодной войны Россия находилась (и во многом находится) под контролем победителей, которые, разумеется, сделали всё, чтобы не допустить даже попыток освободиться. Русские патриоты были полностью лишены материальных и символических ресурсов, маргинализированы, дискредитированы, и т.д. Все попытки "действовать немедленно" (например, в 1993) были успешно пресечены. В подобной ситуации единственно возможная тактика - такая же, как у любой проигравшей политической силы: сохраниться, обеспечить трансляцию идей, и т.п.

СЛЕЗИНКА РЕБЁНКА. Надо по капле выдавливать из себя Слезинку Ребёнка.

СЛЕЗИНКА РЕБЁНКА. "Приключения Тома Сойера":

Как всё-таки иногда полезно читать классику.
Однако, то, что Марк Твен полагал "жесточайшей сатирой", у нас происходит вполне реально. См. историю защиты прав народа Ичхерии...

СЛОВО. Слово -- не звуки и не совокупность ("нераздельность") звуков. Оно -- само по себе -- вообще никак не "звучит". Иначе звучащее, печатное и мыслимое слово были бы не одним и тем же словом (или какие-то из них были бы "знаком знака", изображениями слов.) Из звуков слово собрано, а само оно является частью разделенного языка. Как таковое, оно неделимо. Деление слова приводит к бессмыслице. Слово -- это констатация отдельности некоторого смысла. Слова нужны только для того, чтобы отделить один смысл от другого. Сами по себе они действительно ничего не "значат", поскольку они разграничивают значения (являются "терминами", "границами" мысли).
Слова -- это границы мышления, и только.

СЛОВО. Слово (само по себе) ничего не "значит". Оно не "передаёт" значение, а ограничивает его. Непонятное слово может (как мы предполагаем) "значить" всё что угодно или вообще ничего не значить. Несколько более определённое слово значит "что-нибудь". Понятная фраза значит "нечто". Наконец, предел развития слова, термин, значит только то, что он значит, не более и не менее того. Слово -- это именно это "только". Его суть -- в отграничении смысла. Смысл никак не "содержится" в слове: оно только указывает, в какой части смыслового поля его надо искать. Это как с поиском льва в пустыне, где сначала надо разделить пустыню пополам, потом ещё и ещё, пока не найдём участок со львом. Язык делит "весь смысл" на части, и перегородки между смыслом (сами по себе бессмысленные) -- это слова.

СМЕРТЬ. В течении жизни мы находимся одновременно в двух местах -- "здесь" и "там" (в смысле -- "на том свете"). Смерть -- это только прекращение жизни, но никак не "переход" (откуда-то куда-то).

СМЕХ. В русской жизни еще нет разделения на серьезное и смешное. Точнее, тут всё смешное (а Там, в Странах Цивилизованных всё суриозно).

[Кстати, и в русской мысли то же самое: пещелыга Соловьёв и его "Белая лилия".]

СМЕХ. Смех есть более или менее сознательное выражение своего превосходства, и больше ничего. У животных смех заменяет победное рычание. Смех -- это гуманизированная форма победного вопля. Нет и не может быть никаких "видов смеха" (скажем, "смеха тела" и "смеха ума"). Самый простой, "телесный" смех -- это чувство физиологического здоровья и силы, превосходства и победы над немощью и ленью. Смеху противоположен стыд -- поскольку последний всегда сводится к ощущению поражения (в том числе и очень тонкого).

СМИ. Печать, телевидение и вообще СМИ сейчас являются "абсолютно негативной силой". Это значит, что они занимаются ровно одним: хулят, бранят и издеваются надо всем, и никто от них ничего иного не ждёт. То, что они сейчас пытаются кого-то (пусть даже "своих") хвались, им не идёт, и вызывает только недоумение. Пресса демократична, но по своей идее у неё не должно быть друзей, даже "своих", в общем -- никого, о ком бы она отзывалась бы "положительно". То, что это не так, только сбивает с толку и снижает её эффективность. Почему же все терпят эту гавкающую и кусучую пакость? А по той же причине, по которой в обществе терпят злостного сплетника -- все его боятся и все стремятся быть с ним в хороших отношениях: авось про меня он скажет меньше гадостей, чем о других. Принцип россиянской прессы -- aut male aut nihil (или [сказать] плохо, или ничего). Разумеется, они предпочитают pessime (наихудшее). Но так и должно быть. Для современного мироощущения "новость" -- это pozor, скандал и глумливое внимание. Пресса и обязана пинать всех, или хотя бы стремиться к этому. Положительные оценки газетами кого бы то ни было -- анахронизм, хотя и они даются всегда свысока и нехотя. Впрочем, если лучшая оценка, которую пресса может дать, скажем, правительству -- "все остальные ещё хуже", то это отнюдь не отступление от принципа, а только его вариант. Точно так же, никто не говорит, что действия Ельцина хороши -- все просто настаивают, что они "спасают нас от худшего" и хороши только в этом смысле.

СМИ. Программа-максимум любого СМИ состоит в следующих двух пунктах:
а) сформировать у людей отношение к чему-либо,
б) сообщив им при этом минимум информации ( в идеале -- вообще ничего не сообщив, а ещё лучше -- посеяв сомнения в том, что они знали, то есть отняв имевшиеся знания ).
Дело в том, что какие-либо данные (особенно правильные) дают возможность человеку самому определить своё отношение к делу, а именно этого-то пресса и не может допустить по самой своей идее (ибо она предлагает именно отношение, и кустарная надомная выработка его самими же людьми противоречит цели прессы.)
С другой стороны, иногда необходимо затратить некоторое количество данных ради формирования отношения. Это именно "затраты" -- то есть издержки, поскольку образуют область возможности самостоятельного решения для человека -- и её надо снова закрывать тем или иным способом, в частности тратя какие-то слова.

СМЫСЛ. Бибихин в лекциях о Витгеншнейне: "Смысл - это направленность движения" (в частности, движения мысли, но, видимо, не только).
Ну да, верно. Причём именно направление движения, а не его "цель". "Утренняя Звезда есть Вечерняя Звезда", а "смысл" есть то, чем "утренняя" отличается от "вечерней". "Значение" есть сама вещь (если мы таки признаём "принцип предметности"), но подойти к ней можно с разных сторон. И по дороге ещё много куда зайти ("ассоциации").
И, кстати, "цели движения" может и не оказаться. Можно же двигаться "никуда". Так и здесь: смысл есть - значения нету. "Нормально".

СМЫСЛ. В отличие от отрицания, которое всегда единственное ("нет" -- всегда "нет", к чему бы оно не относилось), смысл принципиально множествен. Смысл -- это то, чего может быть много. Хотя бы потому, что смысл -- всегда ограничение и отрицание других смыслов. (Или отношение к другим смыслам.) Значит, обязательно есть эти "другие". Это напоминает отношение бытия (множественного и разнообразного) и Ничто (которое одно), а также разнообразного Блага и единого Зла.

СМЫСЛ. Слова -- это пределы, в которые заключён смысл, как река в берегах. Но то, что связывает слова и течёт между ними -- это и есть "смысл". Необходимо различать смысл "самой вещи", описываемой словами -- и смысл речи о ней. Смысл вещи -- это сила, соединяющая саму вещь; она не расходуется на "выражение". Смысл речь -- такая же сила, что и соединяющая вещь, но сила, потраченная на (временное) соединение рас -- сыпанного языка в речь.

СМЫСЛ. Смысл -- часть знака. Соотношение знака и смысла всегда представляют себе так; вначале есть какой-то смысл, потом он "выражается" через конструируемый для этого знак. На самом деле знак имеется сначала, и только в ходе конструирования знака он наделяется "смыслом", который, таким образом, является частью знака. Типичный пример знака -- стихотворение; вначале есть только его силовое поле, стягивающее слова в нечто единое. Потом, обрастая словами, оно начинает "приобретать смысл".
Над смыслом многих знаков думают до сих пор. (Скажем, над "смыслом" круга или звезды.)

СМЫСЛ. Смысл не содержится в воспринимаемых образах или словах, как, скажем, их часть или какое-то свойство. Ни в слове "стул", ни в самом стуле нет ничего, что указывало бы на "смысл". Из того, как "выглядит" стул, ещё не следует, что на нём сидят. Если бы нас этому не научили, мы бы этого не знали. Более того, неясно, откуда берётся смысл слов, обозначающих нечто ненаблюдаемое и невоспринимаемое, смысл абстрактных понятий. Но можно предположить, что смысл как таковой существует сам по себе, помимо слов и образов, и лишь по ходу обучения мы выводим все "смыслы" и "значения" из исходного поля смысла путём его разделения.
Теория архетипов или "врождённых идей" утверждает, что такое разделение изначально задано. Но сама идея ума такова, что в уме не может быть ничего изначально данного, кроме, конечно, самого ума (Лейбниц).
Итак, ум делит сам себя и таким образом возникает "смысл". Это действие волевое. Кроме того, он должен как-то воспринимать свою разделённость, а это требует восприятия.
Итак, это ум делит себя и поддерживает это разделение восприятием и действием. В зависимости от того, как устроены силы восприятия и действия, и получается исходное разделение поля смысла.

СНИСХОДИТЕЛЬНОСТЬ. Как бы ни были выпучены зенки и надуты щёки у окружающих, нельзя забывать, что там, внутри, за слоем благоприобретённой наглости, копошатся жалкие, смущенные люди, а вся их самоуверенность просто маска, мыльный пузырь, и стараться вести себя так, чтобы их не смущать.
Снисходительность желательна, когда ты находишься среди людей достойных, и совершенно необходима, когда оказываешься в незавидной роли взрослого среди озабоченных подростков.

СОБЛАЗН. Необходимо всего-навсего "внимание к женщине". Далеко, далеко не всякое (например, оно не должно быть ни в коем разе "оскорбительным"!), а, скажем так, несущее в себе бескорыстное восхищение. Но если женщина внутренне принимает его, тем самым создается, так сказать, связь (могущая перерасти в "связь").
Напротив, дурак только оскорбляет женщину своим вниманием, тем самым оказываясь виноватым в её глазах.
Не обязательно сразу обращать внимание на себя. Наоборот, чем позже женщина поймет, куда идет дело, тем лучше.
Впрочем, углубляться в эти темы имеет смысл только в том случае, если "рассчитывать на множество". Ни один охотник не учится стрелять для того, чтобы убить одного-единственного оленя, к тому же комолого ("ей замуж надоть").
А если "рассчитывать на множество", то первое правило здесь одно -- никогда не надо жалеть о потраченных усилиях, даже если они "не увенчались успехом". Надо любить женщин, и никогда не обижаться на них.
В этой сфере рано или поздно "за всё воздаётся". Как в биллиарде: хороший удар не пропадает.

СОБОРНОСТЬ. Такая фраза попалась на глаза: "В будущую пятницу где мы собираемся собраться?"
Слово "собираться". Значения:
- планировать совершить нечто ("я собираюсь посетить питейное заведение")
- соединяться вместе ("мы собираемся у фонтана, а потом идём бухать").
Что это говорит о национальном менталитете? Похоже, "планирование/прогнозирование" понимается как процедура восстановления, собирание себя (видимо, своего ego) из кусочков.
Впрочем, возможно, что архетип куда тривиальнее: попроще: одевание и сбор вещей перед уходом из дому. "Ты собралась? - Нет ещё, сумочку найти не могу."
Отсюда и "соборность" - как предвосхищающее планирование-восстановление.
Однако же, это слово ещё может понадобиться, несмотря на всю его попользованность и попорченность так называемой "русской философией" от Вл. Соловьёва...

СОБСТВЕННОСТЬ. (Штайнер:) "Плодотворное применение индивидуальных способностей людей посредством капитала невозможно без свободного распоряжения им в экономическом кругообороте." "Предприниматель должен свободно распоряжаться капиталом -- не потому, что тако устройство выгодно для отдельных лиц или групп, а потому, что оно наилучшим образом служит общественному благу..." "Право же собственности -- только средство получить эту свободу. Роль частной собственности в социальном организме сводится к праву собственика свободно распоряжаться своей собственностью. Здесь переплелись два момента, значение которых для социального организма различно: факт свободного распоряжения средствами общественного производства и право собственности, в силу которого другие люди из распоряжения средствами производства исключаются. Не само по себе свободное распоряжение средствами производства ведёт к социальным бедствиям, а лишь сохранение права на такое распоряжение после того, как исчезли условия, в силу которых оно действительно было средством наилучшего, наиболее целесообразного применения индивидуальных способностей данного лица или группы лиц".

СОБСТВЕННОСТЬ. "Решающим открытием антропологии было опровержение изначальности "собственнических задатков". Наивные представления разумного эгоизма рухнули, как только выяснилось, что стремление к приумножению материальных благ представляет собой весьма сложную конструкцию, не только лишенную всеобщности, но прямо-таки уникальную на широком историческом фоне. [...] Но если такие экзистенциально-психологические характеристики, как "трудолюбие", "алчность", способность к отложенному потреблению [...] являются не предпосылкам экономики, как думали Гельвеций и Адам Смит, а скорее ее производными, то в чем тогда сущность радикального изменения поэзиса, повлекшего столь многочисленные последствия?"
Да уж понятно в чём… это не надо к бабке ходить...

СОБСТВЕННОСТЬ. Между крайним социализмом и идеей частной собственности нет никаких противоречий. Главное -- чтобы собственность оставалась неподвижной, то есть не продавалась. Социализм на практике отнюдь не мешает быть обширным частным владениям.
Тем более нет никаких противоречий с "традиционализмом". Замок и деревня около замка -- частная собственность. Передача -- только по наследству, майорат и всё такое. И никакой "торговлишки".
"Капитализм" создаёт именно что торговля. Соответственно, и романтический консерватор, и социалист, оба полагают, что именно торговля -- "крайняя скверна".

СОБСТВЕННОСТЬ. Частную собственность (особенно крупную) в традиционном обществе получали в дар или преподносили за особые заслуги и преданность. То есть собственность получали не за деньги (они -- тоже собственность), а за что-то другое, не являющееся собственностью вообще.
Только такая собственность -- то есть награда -- и есть истинная собственность, только такую собственность и можно признать.
Обмен же, в результате которого "у кого-то получается больше", является чисто "жидовской выдумкой". И разумеется, обмен -- это всегда обман.
Правда, на Западе сейчас навострились до того, что обмениваются двое, а в дураках оказывается третий. (Обычно "в третьих" -- несчастный русский бедолага, разинувший рот на то, "как это у них там всё ловко получается". Ан хвать -- а всё, облапошили, да так хитро, что только диву даёшься. "Стой-постой- карман пустой.")

СОВЕСТЬ. Вне ума нет никакого добра, поскольку -- чтО, кроме Ума, помыслит о том, где доброе, а где нет? Это, между прочим, сложнейшая интеллектуальная задача, "добрыми чувствами" невыполнимая.
В "русской философии" (лучше назвать её антирусской) всё время предполагается некая особая инстанция, которая "мыслит добро". Это "совесть" и "стыд". Но внеумная "совесть" -- это допущение какого-то разума вне ума, какой-то второй рассудок, в общем -- чушь собачья.
Откуда взялось представление о "совести"? Оттого, что ум все считают "инструментом", чем-то вроде слуги человека, обтяпывающего его делишки. (ЧтО тогда человек?!) Если же мы признаём собственные цели ума, то проблема исчезает. Ум стремится прежде всего к исполнению своих собственных задач и принципов, и надо поуродовать его, чтобы принудить к состоянию идиотской покорности, в которой он сейчас находится. Путь к добру -- это глубокое понимание его. "Принудительность" возникает из самого понимания (разумеется, не словесного "знания", а именно понимания; кстати, первое может мешать второму и наоборот).
Причина стремления к истине -- ум, причина стремления к добру -- ум: усиление ума усиливает и стремление к истине, добру и красоте.
И, разумеется, усиление нажима на ум может научить хитрости, подлости и коварству. Но сама подлость всегда возникает из соображения, что быть подлым "всегда проще".

СОВЕСТЬ. России навязалась идею совести. Навязалась даже не столько идея, сколько роль этой самой "совести" в мире. Мы (всем скопом) всё время изображаем из себя "совесть": то свою, то чужую. В случае, если мы выступаем как чужая совесть, мы начинаем всех учить жить (исходя из того, что они не умеют, или -- что хуже -- эгоцентричны, эгоистичны и думают только о себе.) (Хороший пример -- "братские отношения" с Восточной Европой и вообще позиция по отношению к миру.)
Но это быстро кончается, ибо, обратившись на себя, мы начинаем совеститься сами, и быстро приходим к выводу, что мы "распоследнее дерьмо", начинаем искренне (но с тайным самодовольством) желать себе всякого зла, "ибо мы заслужили", и вообще придаёмся самобичеванию, переходящему в самоуничтожение.

СОВЕСТЬ. Сама идея "совести" есть тоже дурь, ещё более тонкая, чем "рационализм". Совесть противопоставляется уму как чему-то бес-совестному, чисто функциональному и лишённому собственного голоса и своих целей. Сама же совесть явно содержит в себе "цель и критерий", но эти цели и критерии вроде бы вне ума.
В таком случае совесть -- это какой-то "маленький ум", второй ум, вроде аппендикса, но аппендикса желчного и злоехидного.
Идея "совести" вторична по отношению к ratio и необходимо дополняет последнее.

СОВЕТСКАЯ ВЛАСТЬ. Бородай весьма дельно замечает:

В общем, да. Вся сложность с "совком" и отношением к нему именно в таких деталях.

Вообще говоря, это очень показательно - когда по Брежневу остаётся добрая память (а сейчас ровно так оно и есть).
Что свидетельствует не о том, что Брежнев был хорош (тем паче, что при жизни он популярен не был). И не о том, что народ - какая-то особенная рабская свинья. А всего-навсего о том, что очень уж стало хреново. Так что на фоне нынешних бесчинств даже Брежнева начинаешь любить.
И я это понимаю.
Я ненавижу время, в котором мне случилось жить. Я ненавижу людей, разрушивших мою страну, и теперь убивающих мой народ. И я готов любить не только Брежнева, но и Сталина - не потому, что он хорош, а потому, что тогда была хоть какая-то надежда...
Теперь надежды нет. Россию стёрли с карты мира долларовой бумажкой.

СОВЕТСКАЯ ВЛАСТЬ у нас "во всём ваще виноватая". Однако ж, когда начинаешь разбираться с её винами...
Вот некий человек в очередной раз доказывает преимущество Всего Ихнего перед Нашим:

То, что перечисленные остроумным товарищем некрасивые советские реалии относятся к семидесятым-восьмидесятым годам, а ихние красивые - к девяностым (или вообще к XXI веку), его совершенно не волнует. Он этого даже не замечает.
Вообще, главная претензия к советской власти - это что "при совчине не было компьютеров".
То, что тогда их нигде не было, никого не волнует. "Ну и что? Всё равно совчина виноватая".

СОВЕТСКИЕ ЧИНОВНИКИ (вообще-то все, -- но и, разумеется, ведавшие цензурой и прочим "идеологическим контролем") считали себя дураками.
Да, именно дураками. Они были в этом прямо-таки свято убеждены. И, разумеется, они были убеждены в том, что их легко надуть, и что все это знают.
Особенно они боялись "интеллигентов", которые "ох как хитры", "ну прям как лисы".
И, конечно, когда очередной интеллигент приносил в какое-нибудь "лито" книжечку, они ревностно искали в ней крамолу, а когда не находили, злились: где ж это он её запрятал.
Соответственно, они же "всё запрещали", терпеть не могли никакой инициативы, а всякие "требы" предпочитали заказывать не у бойких, а у старательных -- по той же самой причине, по которой крестьянин на "ярманке" отчаянно держится за карманы, и шарахается от зазывал, а предпочитает подходить к тем прилавкам, где не зовут, где не так ярко, зато не обманут.

СОВМЕСТНАЯ ЖИЗНЬ. Любая попытка совместной жизни (та же семья) предполагает, что партнёры друг от друга чего-то ждут. При этом, правда, не все ожидания обговариваются вслух, особенно постельного свойства. Нынешние времена (почему-то считающиеся особо раскрепощёнными - хм, хм, ага-ага) в этом отношении ничего не изменили. "Ну, когда-нибудь я её на это уговорю / от этого отговорю" - обычная мужская идея. "Ну, когда-нибудь я его этому научу / от этого отучу" - обычная женская идея. В большинстве случаев она не оправдывается (хотя бывают исключения, но не так часто, как хотелось бы). Следующая светлая идея - "обойдусь как-нибудь без этого" - обычно живёт дольше, но не слишком, ибо соблазнов всегда достаточно.
И кончается это - - -

СОЕДИНЕНИЕ. Что такое вещь? Это материя и форма. Материю и форму нечто соединяет. Что? -- Материя. Она инертна и "держит форму". То есть форму удерживает ПРОЧНОСТЬ материи, некое её свойство. Но что такое "прочность"? -- Сила, которая удерживает материю в данной форме. Форму сокрушает только бОльшая сила (как можно разбить стакан). Что такое живое существо? Это душа и тело. Их тоже нечто соединяет. Что? -- Душа. Она подвижна и "держит материю", не давая ей распасться. То есть живое вещество удерживает сила, которая в нём самом не содержится.

СОЗНАНИЕ. Человеческое сознание является подчинённым по определению. Оно по своей природе несвободно, открыто любому внушению. Таким оно было создано теми силами, которые его сотворили для себя. Поскольку сейчас этих сил нет (или они скрылись), мы остались без хозяев. Представление о Богах -- это признание того, что такие силы были, должны быть, поскольку мы устроены так, как устроены. У нашего сознания должен быть хозяин. Потребность во власти -- тоже не вполне рациональная: нужда в управлении смешана здесь с воспоминанием о Хозяевах. Поскольку их нет, мы внушаем друг другу, причем сами того не сознавая. Именно так появилась человеческая "свобода воли": это парадоксальное состояние, связанное с отсутствием "естественных Хозяев".
Все эффекты социальности происходят от абсолютной внушаемости человека.

СОЛИПСИЗМ. Один товарищ рассуждает о том, что "москвичи бывают шокированы, когда к ним относишься по-человечески".

Я таки серьёзно задумался. Потому что у меня самого есть привычка - когда вижу очередную бабку/тётку/дедку/репку с сумищей или колясищей, которую они тянут-потянут по ступенечкам, а вытянуть не могут, то обычно я исполняю роль мышки - беру и дотаскиваю, или помогаю дотащить. Причём обычно даже не спрашивая, надо/не надо. Несколько раз приходилось слышать полузадушенное "что-вы-что-вы-не-стоит-я-сама", которое тут же и прекращается, когда становится легче нести. И в ответ обычно получаешь обыкновенное "спасибо" (если коляска была особенно тяжёлой - "спасибо вам огромное").
И дело тут явно не во мне. Просто я нахожусь в реальности, где всё устроено именно таким образом. А другие, наверное, в других реальностях, где дело обстоит совсем иначе.
Иногда эти чужие реальности можно увидеть краем глаза.
Например, А. имеет привычку вечно попадать в какие-то истории. Причём явно не по своей воле - то есть не то чтобы он нарывался (ну, скажем так - не больше чем все остальные), а вот как-то оно получается и складывается... Так вот. Как-то раз мы сидим в "Тоннах", и беседуем о каких-то спецназовских делах. Вдруг А. начинает заметно напрягаться, с трудом допивает кофий, и торопится уйти. Мы уходим, после чего он объясняет: "Ну не хотел я тут драки, всё-таки приличное место". Я в непонятках (сидели-то хорошо) - да какая драка? с кем? что за притча такая? Он мне объясняет, что как раз за моей спиной сидели какие-то ублюдки, которые слушали наш разговор, и "очень демонстративно стали смеяться, а потом вообще... ну ты понимаешь, у них такой был вид".
Мне стало даже как-то обидно: стоило обернуться, и я увидел бы его мир.

СОМНЕНИЕ. Декарт предложил "во всем усомниться". Но лживый демон и тут обманул; можно же воображать себя "во всем усомнившимся", на самом деле будучи опутанным предрассудками. С тех пор вся серьезная западная философия (в том числе герментевтика) работает только над этой проблемой -- как же избавиться от невидимых предрассудков.
Впрочем, от некоторых предрассудков (именно предрассудков!) можно избавиться только вместе с головой.

СОН. "Сны -- это самый архаичный из видов эстетической деятельности" ("Страшный сон"). (Борхес)

СОН -- это состояние очень быстрого мышления. Во сне мы думаем в сто раз быстрее, чем в бодрствующем состоянии. Это потому, что во сне наше мышление не сковано сотнями селектирующих программ, как днем. Можно воспользоваться дикой скоростью ночного мышления, если сохранять хотя бы легкое ощущение осознания во сне -- то есть оставить хотя бы один селектор. И выловить "хорошую мысль".
Собственно, в том же самом состоит секрет любой "концентрации ума" -- надо не столько "заторчать на одном", сколько "забыть всё остальное" (то есть убрать все ограничения, кроме одного-единственного).
И когда стадо мыслей шальных с грохотом и пылью пронесётся в голове, успеть пустить стрелу и подранить нужную идею. Чтобы к моменту пробуждения подобрать её истекающий кровью трупик.

СОСЛОВИЯ. Рудольф Штайнер:
"...лежащая в... основе социальная концепция вовсе не является... возрождением старой концепции сословного общества, возрождением платоновской идеи трёх сословий -- "кормящего", "охраняющего" и "просвещающего". На самом деле здесь утверждается нечто прямо противоположное. Не люди разделяются на классы и сословия, а общественная организация [к.м], общество как "социальный организм" -- расчленяется. Люди же, каждый человек в отдельности, именно благодаря этому расчленению, приобретает социальную полноценность... Каждый человек участвует в жизни каждого из трёх членов этого социального организма".
"Трёхчленным будет вне отдельного человека существующий, составля ющий его жизненную основу социальный организм. Каждый же человек как таковой -- живая связь трёх членов социального организма".

СОФИЯ. А ведь чаемая София (коей поклонялся Соловьёв) оказалась всего-то навсего Сонька Золотая Ручка.

СОЦИАЛЬНЫЕ ТЕХНОЛОГИИ. Прочёл тут в одном месте:

СОЦИАЛЬНОЕ ПРОСТРАНСТВО отнюдь не пытается "стать физическим", как думает Бурдье. Но социальное пространство стремится стать воспринимаемым.
Это значит, что означающее стремится стать означаемым, знаки -- вещами.
Это не менее естественный процесс, чем превращение вещей в знаки. В общем-то, это и есть творчество. Процесс создания вещей (по знакам) есть процесс, обратный означиванию (называнию).

СОЦИОЛОГИЯ. Можно представить себе общество, в котором существует аппарат управления (государство), и довольно обширный -- но факта его существования никто не замечает. Либо потому, что этот факт вообще ускользает от внимания, или кажется незначительным. Либо потому, что государство воспринимают как "временное явление". Либо потому, что обсуждение этих вопросов считается почему-либо неприличным.
Интересно, какой шок вызвало бы появление в таком обществе социологии?

СОЧУВСТВИЕ. После терактов 11.09.2001 американцам стали "сочувствовать". Со всяческим поношением, заушением, и курощанием тех, кто не пролил положенной слезы.
Так вот, о сочувствии. Представим себе, что перед каждым русским человеком возникает чёрт и предлагает ему сделку: "Что, бедолага, плохо тебе? А ведь плохо тебе потому, что ты живёшь в этой дурацкой стране, ага. Хотел бы ты родиться американцем? Так вот: я даю тебе возможность прожить жизнь сначала. Ты станешь младенцем, родившимся в американской семье. Будешь жить не где-нибудь, а в Нью-Йорке, столице мира. И работать - в самом центре его, в огромном красивом здании. Правда, есть маленькое условие: в середине жизни ты погибнешь в результате теракта. Вместе с этим красивым зданием. Ну так как? Хочешь прожить короткую, но настоящую, американскую жизнь? Или предпочтёшь гнить здесь, в России?"
И сдаётся мне, что немаленькая часть добрых россиян согласились бы на такое предложение. Не все, конечно, но многие, очень многие. Чем мучиться и корячиться непонятно ради чего.
Так что не могу я сочувствовать погибшим американцам. Не получается. Потому что я русский. Американцы, как-никак, пожили своё в раю. А мой народ живёт в аду. То, что я лично устроился не самым плохим (по нашим меркам) образом, ничего не меняет. Морлоки не могут сочувствовать элоям, а я - морлок.
И уж точно я не верю тем, кто сейчас так отчаянно и простоволосо сочувствует несчастным жертвам. Эти же самые люди отнюдь не сочувствовали русским, погибшим под развалинами взорванных домов (не говоря уже об умирающих "просто так", за либеральную идею - этих вообще никто не считает). И ведь отнюдь не рвали на себе волосы от горя - а активно обсуждали, каким способом Путин и ФСБ провернули эту затею, и как это на руку гадким русским шовинистам и милитаристам, которые спят и думают, как бы обидеть чеченский народ. А посему - - -

СПОР. Чаще всего самым правильным, и, кстати, самым уважительным к собеседнику делом оказывается - не спорить с ним, а продолжать говорить, не обращая никакого внимания на его неудовольствия, но внимательно слушая, что он говорит от себя (то есть его собственные слова, а не реакцию на твои).
То есть обмен монологами лучше "диалога", который то и дело сбивается на "брито!- нет, стрижено!" - до тошноты и полного отвращения к самой идее "поговорить".

СПОРТ И ТЕАТР. И там, и там, речь идёт об "игре". Но в театре актёры подыгрывают друг другу, а в спортивном состязании выступают друг против друга.
То есть это две противоположности - которые могли появиться только вместе.

Во-во. Они всё когда-нибудь признают, в том числе лживость "либерализма".
Когда это не будет иметь никакого практического значения, ага.

СПРАВЕДЛИВОСТЬ. Справедливость есть истина. Вернее, цель справедливости -- это истинное, то есть правильное, закономерное и законопослушное. "Кривда" есть обратное ему стремление к ничто, к пустоте и лишённости.

СПРАВЕДЛИВОСТЬ. Справедливость или "правда" -- это этическая позиция, дополнительная (а часто и противоположная) по отношению к "добру".
Справедливость состоит в том, что главной ценностью признаётся мир, в котором живут существа, то есть законы мира, а злом -- их разрушение.
Главной опасностью считаются существа, способные нарушить законы и тем самым разрушить мир, а желательным состоянием -- чтобы они этого не могли делать.
Это позиция хранителей мира и его строителей (поскольку мир нуждается в совершенствовании).
Справедливость связана со взглядом на сущее изнутри, как на пространство. По отношению же к существам она является внешним началом, поскольку относится прежде всего к тому, что окружает их, составляет их среду.

СПРАВЕДЛИВОСТЬ. Платон написал "Государство" с той же целью, что и "Парменида", а именно ради диалектического разбора понятия. В данном случае таковым было понятие справедливости, что и заявлено в тексте диалога. Нет ничего странного в том, что при разборе выяснилось, что в полностью справедливом обществе благо целого оборачивается отвратительным положением большинства или всех его частей. Это и есть справедливость в своём собственном виде (то есть практически лишённая добра).
В этом смысле обвинять Платона в "симпатиях к тоталитаризму" бессмысленно. Человек поставил "чистый опыт", и получил вполне внятный результат. Спасибочки надо было бы сказать старику, а не ругаться.

Прямо аристотелизм какой-то. "Южные варвары изнежены, северные - дики; следовательно, эллины!"

СТАНДАРТНОЕ. "Иметь смысл" для объекта -- значит (прежде всего) отличаться от других объектов, и притом как можно большего числа их. Стандартное и серийное, может быть, и нужно, но малоосмысленно. То, что можно всегда заменить чем-то иным, не очень-то и нужно, а, значит, не очень-то и осмысленно. Значит, уникальность -- то есть отличие от всего действительного и от всего возможного -- есть максимальная осмысленность существования вещи, некий ее максимум. "Абсолютно незаменимое".

СТЕНА. Мышление (привычка "думать") первична, она предшествовало "предмету мысли".
Помню, когда мне было лет пять, я зачарованно смотрел на белую дверь, и думал о том, что же я должен "сделать такого в жизни".
Потом я прочёл об Бодхидхарме, тридцать лет просидевшего перед белой стеной. Это как-то запомнилось. Как и значение слова "белый" у По и Мелвилла. И у Хлебникова, в "Госпоже ЛенИн", эти слова: "Действие происходит перед белой стеной".
Да, конечно. Я думаю о белой стене.

СТРАДАНИЕ. "Причина страдания -- желание иметь, желание быть, желание мочь". Перечислены главные ценности людей (трёх каст -- вайшьев, шудр и кшатриев).
Любопытно, что осуждается не владение, бытие и мощь, а желание всего этого. Почему? Потому что "желает" как раз то, что не имеет, не может и даже не существует. У платоников это называлось "материей". Она, собственно, нуждается -- поскольку не имеет ничего из этого. Она нища, поскольку ничего не может иметь, не может -- поскольку лишена всякой мощи и силы, лишена -- поскольку её просто нет, она -- ничто, и просто нечему "быть", "иметь" или "мочь". Она "сама по себе" -- Нищета, Нежить и Немощь.
"Желание" происходит из-за смешения человека с этим началом. Но как можно смешаться с "ничем"? Можно, можно. Только надо иметь в виду, что "материя" -- это не субстанция ("субстанций" вообще нет), а определённая роль. Её можно "начать исполнять", -- например, "смешавшись с собой": смутиться, скукожиться, провалиться в себя. После этого начинается смешение с иным. Необходимо распрямиться, прийти в себя -- и только тогда возможно освобождение.
Русские страдают прежде всего от смущения, от безмерного чувства иррациональной вины перед хрен знает кем. Мы сидим и плачем -- и, разумеется, получаем от любого наглого чурки щелбаны и затрещины. "Как же можно такого не обидеть?"

СТРАТИФИКАЦИЯ. Считается, что всякая социальная общность (группа, класс, страта) основана на том, что "все они делают одно и то же". На самом деле это скорее общности восприятия, которые "видят одно и то же", "замечают одно и то же" (или там "у них одинаковое восприятие ситуации").
Когда утверждается, что страты образуемы прежде всего "общими ценностями" и "одинаковым вИдением проблем", имеется в виду именно это.
Их нужно противопоставить общностиям действия (типа "органиазции", "фирмы"). Они, видимо, вторичны.

СТРАХ БОЖИЙ. "Страх Божий" всё равно остаётся страхом, иначе этому чувству следовало бы приискать какое-то другое название. Если это страх перед Творцом, то это чувство вполне обоснованное (всё величественное страшит), но крайне опасное -- поскольку из страха можно подчиниться и злу, особенно злу могущественному.
Возможно, по этой причине Творец положил себе за правило никого не пугать своим видом: привычка вставать на колени перед "сильной мышцей" -- это последнее, чего он хотел бы видеть в людях.

СТРАХ. В буддистском варианте описания Трех Качеств (страх, зависть, ненависть) место страха занимает авидья (невежество). Это потому, что противоположностью страха является не "смелость" (такой эмоции нет -- есть только такое поведение), а любопытство. В самом деле -- всякая вещь или пугает (и это страх), либо вызывает интерес к себе (и это желание познать). Это так даже у животных.

СТРАХ. Хочет ли человек жить? Нет: он просто не хочет умирать. Страх перед смертью есть концентрированный и собранный в одно страх перед жизнью. Только потому, что "жизнь длинная", мы ощущаем его не очень сильно. Он как бы растянут на годы и годы. Смерть почти мгновенна, и поэтому весь страх перед жизнью собирается в этой точке. Поэтому люди, наиболее боящиеся всего в жизни (и боящиеся жизни как таковой) наиболее трусливы и до смерти боятся умереть. "Хотеть жить", вообще говоря, неестественно. Большая часть живых существ не хочет жить: просто смерть для них бывает слишком мучительна и мерзка, чтобы подохнуть.

СТРАШНЫЙ СУД. Действительно, какова идея: воскресить всех, чтобы уж никто не ушёл от Суда Божия. "Щас я со всеми разберусь". Не спеша. Медленно. Страшный Суд будет продолжаться дооолго. "Мне отмщение и Азъ воздам."
Отсюда и идея "спасения". Спасения -- от чего? Да уж ясно. От Гнева Божьего. Страшно ведь впасть в руки Бога Живого.
А спасенные ведь будут. Их, правда, будет очень мало. По той простой причине, что иначе у мучимых в аду будет-таки одно утешение: "всех замели". Ну что ж поделать. А вот умирать вечно, вечно страдать (дико, безумно страдать: средневековые описания адских мук нужно, видимо, понимать сугубо буквально) и при этом знать, что кое-кто "избег", да и у тебя был шанс... это уже совсем другие пироги.

СТРАШНЫЙ СУД. Приснился мне такой сон. Будто бы Земля через миллион лет. Я просыпаюсь, и понимаю, что воскрес из мёртвых. Какая-то халупа, нечто вроде сарая, в котором сложены (до потолка) берцовые кости, что-то вроде поленницы из одних берцовых костей. Из-за этой поленницы выходит Н. (одетая как-то очень легкомысленно) и говорит, что нам надо идти.
Снаружи пустыня до горизонта, красные пески, но не жарко. Мы долго идём, разговаривая о всякой фигне, о том, как хорошо было бы сейчас съесть уточку с яблоками, о непосмотренном кино "Пёс-Признак", и так далее. Потому что оба понимаем, что воскресли мы ненадолго, собственно - только для того, чтобы дойти до места, где нас ждёт смерть полная и окончательная.
Наконец, доходим. Это огромное здание, не высокое, но очень длинное (мы, собственно, подходим к торцу). Как-то сразу оказываемся внутри. Там - нечто вроде огромного одёжного магазина. Сначала мне кажется, что везде развешаны какие-то пиджаки, но потом я понимаю, что это люди, повешенные за шею на аккуратных маленьких виселицах. При этом шеи у них не переломаны, висят они чинно, и выглядят хорошо. Я подхожу к повешенной девушке в кринолине: шея несколько синяя, но лицо румяное, приятное: кажется, что она спит. Пытаюсь её потрогать - и она шевелится: медленно, вяло, отталкивает мои руки. Тут я понимаю, что это здание - нечто вроде музея, где законсервированы в полуживом состоянии наиболее интересные представители человеческой породы, для погляда и забавы каких-то высших существ. Н., расшалившись, бегает по рядам, щекочет повешенных: некоторые ёжатся, подёргиваются. В одном месте повешенные детишки с голыми ножками - если по подошве провести пальцем, ребёнок потешно поджимает ноги. Один даже описался прямо Н. на маечку, и она, рассердившись, начинает сильно дёргать за его верёвку, пытаясь её оторвать.
А я рассматриваю один из рядов, где аккуратно болтаются рядышком две свободные петли.

СТРУГАЦКИЕ. Борис Стругацкий про "Гадких Лебедей":

Интересно, что "Бол-Кунац" (то есть Гайдар Егор Тимурович, который в период писания романа ухлёстывал за дочкой БС) теперь породнился с автором. Жизнь и литература, таким образом, сошлись.

СТРУКТУРА И ФОРМА. Структура -- синтагма, усмотренная в парадигме. Форма -- парадигма, усмотренная в синтагме.
Поэтому "структура" воспринимается как нечто внутреннее, ближе к сущности вещи, которая тоже "внутри". Форма же оказывается чем-то внешним, наружным (буквально "обличьем"), что приближает её к бытию, которое снаружи (поскольку оно -- присутствие).

СТЫД. Стыд есть чувство поражения. В частности, постыдно делать то, что вызывает неодобрение. Человек оказывается вынужденным сделать нечто позорное, то есть потерпеть поражение в глазах общества. Срать перед всеми (на пол) отучают сначала родители. Постыдно не уметь удерживать кал.
Но вот почему стыдно прилюдно заниматься сексом? На самом деле, конечно, само это действие нисколько не постыдно (и, напротив, постыдно быть импотентом). Но постыдно быть за ним застигнутым. То есть не быть способным обеспечить себе уединение в момент уязвимости.

СУБЪЕКТ. Субъект восприятия отличается (причем отличается абсолютно) от внешнего для него мира. Это позволяет сохранять "дистанцию восприятия", необходимую для самого восприятия. Напротив, субъект действия является частью мира, иначе он не мог бы никак воздействовать на него.
Таким образом, единство субъектов восприятия и действия -- это единство трансцендентного и имманентного миру субъектов.

СУБЪЕКТИВНОСТЬ. Субъект ("единство самосознания") не может быть конституирован иначе, чем субъект вины и возможного наказания. То есть субъект виновен: это и есть определение субъекта. Это понятие прежде всего дисциплинарное, палочное ("а ты за это ответишь"; "ты" здесь - это тот, кто "отвечает").
Поэтому понимание христианства как "религии субъективности" правильно: христианин всегда признаёт за собой (и за всеми людьми вообще) как минимум один грех (первородный). То есть вину. А, значит, наказание and so on.

СУДЬБА. Судьба, рок -- сила соединяющая, складывающая. "Сложилось". "Случилось".
То, что походит на судьбу ( или подделывается под неё), про себя говорит так же. "Не положено". "Так положено" ( = "Так принято"). То есть кто-то "положил" (читай -- судьба положила). Везде этот самый "плюс", "+".
Очень любит такие "фигуры" всякое "начальство"
Всякое же "сознательное действие" -- деление. Демиург разделяет хаос, творя из него порядок. Очевидно, что в хаосе никакого деления нет -- там чистое сложение и перестановка слагаемых, от которой, как известно, сумма не меняется.

СУЕРАЧ. Не знаю, что такое.
Гадость какая-нибудь, наверное. Не знаю.
Ну могу же я чего-нибудь не знать?!

СУЩЕСТВО. (Санкхья:) Ишвара -- это Пуруша, которому повезло. Он стал причиной процессов в Пракрити, приведших к творению мира. Его порядок стал всеобщим порядком.
Все остальные Пуруши стали существами -- то есть нереализованными вариантами мироздания. Отсюда их демиургические потенции. Они вынуждены находиться в том же самом мире и терпеть страдания.

СЧАСТЬЕ. "Быть счастливым" -- это способность, как, скажем, способность к пению, рисованию или математике. Как таковая, она проявляется прежде всего вовне. Счастливый человек сияет, он -- "святой". Счастье вообще не является чем-то "для себя". Это такой же идиотизм, как "пение про себя" или "математика для себя". То есть это всё, конечно, не для того, чтобы "другим было лучше" или "они бы оценили" -- нет, но и самоудовлетворением это не является.
Счастье наблюдаемо, хотя и неопределимо. Довольство -- это не счастье, а его имитация, как может быть имитация мышления.
Вполне реальные беды происходят из-за имитации счастья перед собой и другими.
И если бы люди не обманывались насчёт того, насколько они (все вместе и каждый по отдельности) несчастны -- им стало бы легче.
Впрочем, не факт. Русские знают, что они живут в аду -- и это только увеличивает их мучения.

СЧАСТЬЕ. "Я просто хочу немножечко счастья" (фраза из разговора). Ну, это правильно. Счастья и бывает только "немножечко". Много счастья - это уже опасное состояние, этакое сладкое головокружение перед провалом в никудыкину дЫру.